6.12.1913  -  12.12.2002

Книги Н.М.Амосова

14.07.2021 г. Вечер в кабачке

Я в Вашингтоне. Приехал познакомиться с Главным Центром и психологией.

Этот город мне нравился и раньше: зеленые улицы, нет небоскребов, нет городского транспорта, относительно мало машин. Просторно. Он не так уж и изменился, во всяком случае — центр.

В парке против Белого Дома прыгают белки, как и полвека назад. Мирно стоят в нем статуи борцов за независимость. Стало много туристов.

Я поселился в маленькой трехэтажной гостинице рядом с нашим посольством. Она очень старомодна, подчеркнуто гордится этим. На лестнице мраморные доски с перечислением каких-то знаменитых особ, снимавших раньше номера. Я, к стыду своему, никого знакомого не нашел.

Но я приехал не отдыхать.

Вчера накануне отъезда был в ночном клубе. Соблазнил один журналист, Гоша Гравиц, его предки когда-то выехали из России, еще в далекие времена ликвидации НЭПа. Они еще хранят что-то русское в семье и даже немножко говорят по-русски.

- Пойдемте, вы же не увидите это при коммунизме!

Не увижу — и наплевать. Никаких эмоций богема не возбуждает. Согласился из чисто научного интереса: что из этого нужно для будущего.

А в общем — было интересно.

- Это не обычный клуб — ни для богатых, ни для простых. Это клуб искусства. Заглядывают туда и ученые. Хотя это скучный и ограниченный народ.

Мы приехали на метро. Было часов одиннадцать.

Ничего особенного в интерьере. Два зала — один со всякими модерными картинами на стенах с изменяющимися красками, вроде того, что у Юры, только куда сильнее. Другой — под старый, а может и в самом деле такой. Деревянные балки, грубые столы, старые гравюры. Обычный антураж. Даже запах табака и пива. (Кажется, что и это — нарочно.) Конечно, в каждом — бар. В новом — еще подмостки с огромным экраном позади.

Мы сели в новом. Столик был заказан. Официант в какой-то странной красной куртке знал Гошу и, не спросив, принес вино.

Придется пить и мне. Попробовал — некрепкое. И то хорошо.

Зал заполнялся, я смотрел скептически: "Прошлый век!" Всякая пестрая и неинтересная публика. Самоуверенные юноши и девицы — из журналистской братии. (Я испытал их короткое нашествие, когда приехал.) Полагаю, что они приходят выпить и потанцевать. Несколько мрачноватых мужчин в летах, с помятыми, но интеллектуальными физиономиями.

- Это Граймс. Очень крупный художник. Он приходит выпить. Придумывает любопытные картины.

- Это — поэт Бентал. Из "отчужденных".

Еще называл, но я не запомнил. Персонажи, которые дальше не выступали.

Было несколько красивых женщин, одетых весьма смело. Заметил, что смотрю и представляю... нужные ингибиторы!

Сначала было скучно. Большой музыкальный ящик выдавал хорошую синтетическую музыку, а на заднем экране подмосток плясали абстрактные яркие картины, удивительно гармонировавшие с мотивами. Думаю, что это настоящее искусство.

- Составлена программа соответствия звуков, цвета и формы. Может сопровождать любую музыку. Теперь этим увлекаются.

Но когда только ящик и экран — это все-таки не то. Публика понемногу пьянела. Красные куртки носились без остановок, как в старое время, до автоматов. Составлялись кружки знакомых. Завязывались споры. Обращение с дамами стало свободнее.

Потом стали выступать живые артисты. Правда, цветная буря на экране продолжала полыхать.

Артисты хорошие, песни хорошие, но ничего такого, что бы не видел по ТВ.

Отличный мим, трагического склада. Настоящий артист. Представил сцену, как ушла любимая. Не для кабака. Впрочем, его смотрели молча.

Никаких герлс и стриптиза не было.

- Здесь это не идет. В других местах.

В интервалах между номерами люди спорили. (В это время тихо играла музыка, и по экрану бродили бледные тени.)

Очень однообразны темы об искусстве.

Еще в девятнадцатом веке отделилось "чистое искусство", когда художник только выражает себя и не ставит больше никаких других целей. "Хотите — понимайте, хотите — нет".

Под этим есть физиология: рефлекс самовыражения. Но у человека всегда примешивается "присутствие" других людей. Я не верю в художников для себя. (А может быть, я не прав? Разве не было таких, что писали и писали, ничего не умея продать?) Тема о "внутреннем тщеславии": мне достаточно самому знать, что я великий. Так что самовыражение плюс это — вполне возможный вариант стимулов для творчества. Но все же — редкий.

Вот и сейчас разговоры о том же. Поэт Бентал кричит, размахивая руками:

- Мы, художники — соль Земли! Мы распинаем себя на кресте и даем людям новую веру! Пусть они следуют за нами, и машины будут не страшны. Величие абстрактного духа...

И другие фразы. Какой-то юноша с жестким лицом грубо прервал его.

- Метр! Вы просто ничего не понимаете. Люди должны жить — пить, есть, рожать ребят. Они не могут уйти в себя, они все связаны общей цепью... Цепью информации, цепью вещей. От них нельзя спрятаться, нельзя, поймите!

- Мне не нужно вещей, мальчик! Пусть люди откажутся от них, обратятся внутрь себя и они обретут свободу...

Еще один трезвый иронический голос: "Это Пирсов — журналист-очеркист. Независимый".

- Не спорьте, Бентал. Все это старо как мир. Делайте свои стихи и проповедуйте свободу духа... Это тоже нужно людям... в малых дозах.

Спор утихает, когда на эстраде появляется новый актер. Но он не прекращается...

- Тише! Тише вы, дайте послушать...

Антракт — и снова речи, к которым прислушиваются со всех столиков. Только музыка тихо играет, и на пятачке у помоста танцуют пары... Получается интересно.

На этот раз говорит человек со скучным серым лицом, в очках. ("Математическое моделирование речи, кафедра, — Рой Мелвис".) Он говорит сидя и тихо, все тянутся и переспрашивают.

- Что он сказал? Что? Говорите громче, м-р Рой!

- Я говорю, что господа артисты преувеличивают свое значение и возможности! В свое время была "Марсельеза", но не она сделала революцию!.. Мир двигает вперед наука, а искусство создает только шум. Мы промоделировали литературу, и Искусственный Разум пишет новеллы...

- Сальери!

- ...Смотрите, последний номер "Новой Литературы", два рассказа Верлупа...

Бентал кричит:

- Нахалы! Не нужно пускать... Даже здесь они...

- Даже здесь, Бентал, даже здесь... Берите пример с марксистов — они все для вас отмерили — развлечение, обучение, эмоции... под контролем нянек из Психологической Службы.

Новая певица со страстным лицом с изумительной песней о бедном влюбленном поэте... Словами не передашь прелесть... все молчали, когда она кончила. А на экране в безмолвии еще колыхались красные тени, как пальмы, и медленно блекли, закрывались туманом...

- Разве такое вы можете, Рой!?

Такого не могут. Пока не могут.

Разговор распался на маленькие ручейки. Никто не хотел слушать, все говорили. Чувствовалось опьянение, и стало неинтересно.

Гоша Гравиц говорил об американском искусстве, пересыпая рассказ анекдотами и сплетнями.

Странное ощущение об этом вечере: полыхание красок на огромном экране, отличные артисты, и все это как будто перед концом. Будто что-то надвигается неотвратимое, а люди — хлопочут, кричат, маленькие, как лилипуты. Наверное, это навеяно разговорами о машинах... Здесь, в Америке, техника ощущается особенно остро...